(1) Написание детектива дает уникальную возможность раскопать ядерный реактор из спрятанных в глубинах подсознания обид, и проанализировав, проговорив их в исповедях героев, закрыть, наконец, гeштальт и сформулировать значимые для себя лично ценности, за которые готов драться, отстаивать, развиваться на их основе. Привыкнув глотать обиды без их анализа, во всем соглашаться лишь бы поскорее проскочить и забыть болезненные ощущения, я с содраганием обнаружила, что готова довольно долго терпеть, пока мой котелок не переполниться, и, наконец, вскипев, бабахнет до такой степени, что начнет безразбору, хаотично шарашить по всем и вся. Причем малейшей искры извне, часто вовсе не связанной с тем, что меня действительно волнует, бывает достаточно, чтобы вызвать этот аффективный смерч. Как же потом за него горько и стыдно! Ведь в большинстве случаев он неадекватен происходящему.
(2) На новое задание мои любимые субличности откликнулись привычным страхом и ступором. Однако, теперь с наслаждением наблюдаю, как на привычные причитания Любаши «ой, да все равно у тебя ничегошеньки не получится», отвечает дружный хор остальных героев. Чувствую в ответ бойкое Манькино любопытство и восторженный интерес с неизведанному, трогательное нежное Славикино предвкушение и сладостное ожидание от предстоящего знакомства. Здорово,когда задание воспринимается как счастье чуть приблизиться к узнаванию себя, к разгадыванию тайн собственных обид.
(1)Детективы обожала с детства. Нравилась интрига, которая держит в напряжении «кто же преступник?», нравилось прослеживать цепочку событий, его разоблачающую, искать мотивы преступления. И вот только теперь, на занятиях, до меня дошло, насколько же многогранен детектив!Оказывается, сюжет – это лишь повод для того, чтобы герои заговорили, поделились своими болями, сомнениями, исповедовались. Сколько же я пропускала мимо, тупо следя за сюжетом и пролетая мимо главного – человека, не обращая внимание на чувства героев, на состояние человека, решившегося на убийство.
У нас начался детектив. Наконец появилась возможность поквитаться, хотя бы на страницах пьесы, за бесчисленные обиды. Пока занимаюсь инвентаризацией, систематизацией, прикидываю кому из намеченных персонажей какие бы претензии подошли, появляются первые вопросы.
Например, почему я так часто чувствую себя униженной? Учитывая, что поводы могут быть самыми незначительными и вспоминая слова Элеонор Рузвельт «Никто не может тебя унизить без твоего согласия», делаю вывод, что реакция есть патерн. И этот патерн дорого мне обходится – он позволяет вычеркивать, не разбираясь, из жизни людей. Реакция позволяет мне не думать, и она же превращает мою душу в кладбище сгнивших слов, надежд, и не рожденных желаний.
За что стоит вычеркивать и за что можно простить? За что стоит бороться и за что я могу любить? Хочется при помощи детектива определить свои ценности.
Перед Новым годом мы начали писать детектив. Пьеса этого жанра дает возможность раскопать из глубин памяти и проговорить по полной обиды, конфликты, которые не были осмыслены своевременно. Когда я начала вспоминать, что меня в свое время сильно задело, обнаружилось, что ситуации-то во многом похожи… Проблема в том, что, даже помня свои обиды в деталях, я далеко не всегда понимаю, что собственно меня покоробило. На что мне такое наступили, что до сих пор при мысли об этом к горлу подкатывает тошнота? И почему ситуации повторяются, как будто я иду по кругу? Очень тяжелое, душное ощущение беспомощности охватывает, когда не понимаешь, что с тобой происходит и почему, и не можешь выйти из этого колеса повторений. Сейчас очень жжет внутри от желания ухватить этот шанс - научиться через детектив осмыслять ситуации, чтобы быть не их заложником, а участником и режиссером!
Продолжение. На прошлом занятии у нас с Вовой этюд не получился, мы не прозвучали внятно и не услышали друг друга. Но я видела это чудо близости в этюдах Юли и Андрея, Маши и Лили. Это было пронзительно и очень высоко, очень горячо, и больно, и счастливо. Спасибо вам! Я молюсь, быть на это способной.
Господи, помоги мне разделять боль других людей, но не хоронить под ней ростки своей мечты, и, когда можно, уметь заразить своим счастьем, помоги мне разделять счастье других людей и не обламывать своей тоской их крылья, помоги и тем, кого я выбираю своими близкими, мочь так.
Так бывает, что один человек становится заложником боли другого: между родителями и детьми, женами и мужьями... Один хочет уйти, второй не может без первого. Кажется, это тупик. Чаще всего, оказываясь в своей семье на месте уходящего, я тонула в тоске другого и физически оставалось, но на самом деле все равно отдалялась – проваливалась внутрь себя, где гнила моя несбывшаяся мечта. Со временем я стала выстраивать отгораживающую стену даже прежде, чем чувствовала чужую боль. Результат – всем плохо. Было и по-другому: вот человек, с которым мы встречаемся, просит его отпустить, я плачу и смеюсь, потому, что мне без него плохо, но я вижу, насколько ему нравится другая, какой он счастливый, и как ему больно сделать больно мне, он тихонько вытирает слезы с моего лица, а в глазах благодарность, что я понимаю его, и, простите, любовь. И в этот момент мы родные-родные, и уже не важно, в каких отношениях, это больше, чем «в отношениях».
У нас с Андрюшей получился театр. Особенный! Андрей играл моего отца, а я его дочь, покидающую дом. Перед нами стояла задача понять друг друга.
Что такое понимание? Обмен ударами из обид и аргументов? Опыт показывает, что нет. Тогда что же?
Пока я не почувствовала Андрея, этюд не клеился. Я боялась, что его боль, растерянность и страх обрушат меня. И они обрушили, сожгли, спалили все лишнее, наносное, ненужное. Я почувствовала как мы дороги друг другу. Вместе с болью пришло молитвенное, пылающее ощущение близости. Я почувствовала, как подспудно с благодарностью внутри крепнет голос мечты. Мне нестерпимо захотелось ею поделиться. Я прошептала одно единственное слово, и Андрей меня понял, моя мечта обрела жизнь в его кипящем восторге, рванувшем навстречу, тепле, сиянии глаз, в нашем созвучии.
Я почувствовала, что куда бы ни завело меня путешествие, есть место, есть человек, к которому я могу вернуться в горе или радости, у меня есть дом.
В последнее время на группе пробуем с разных сторон подобраться к тому, что же такое любовь, отношения, понимание. На «пальчиках» с Юличем было странное ощущение: я видела, как вокруг меня все горит и крушится, земля проваливалась под ногами – но в то же время в этом страшном хаосе я чувствовала тонкую ниточку, связывающую нас с Юличем. Я понимала, что важнее и дороже этой связи нет ничего, и мне жизненно необходимо ее удержать – несмотря на любые обстоятельства. И когда я увидела глаза Юлича, и поняла, что мы вместе, мы друг друга слышим и понимаем, меня захлестнула горячая волна благодарности и восторга! То, что было на пальчиках, нельзя назвать счастьем – это было другое – обжигающее, болючее, горько-сладко-соленое – сложное – чувство! Намного сложнее того, что обычно мне представляется под любовью и счастьем.
На театре Юля была дочерью, уезжающей далеко, я отцом – старающимся дочь “понять”. Юля сперва говорила правильно: “Я уезжаю дальше учится” “Жизнь не строит на месте” – но у меня в голове комом вертелось “Почему?” “Разве плохо жилось?” и растерянность, и боль. Боль от того, что близкий человек стал чужим – говорящем себе о себе, не видящем меня. И, мне кажется, Юля поняла это, и слова, которые были у неё в голове, но которые она не решалась сказать – прозвучали. Еле слышно. Из уст на ушко. Сокровенно. И эти простые слова влетели в меня,срывая плотины отчужденности. Поток Юлиного счастья, ставшего и моим, распирал меня, не давая вдохнуть, перевернул мучавшие меня вопросы.
Я.
Юлю!
Понял!!
“Мне плохо без тебя” засверкало в “я рад за тебя!”
“А как же я?” ответило в “я помогу тебе!!”
“Не пущу” взорвалось в “Лети!!!”
Это счастье, что есть человек, которого понимаешь и он тебя! Само это понимание – счастье! Господи, дай мне сил не забыть это!
(1) Написание детектива дает уникальную возможность раскопать ядерный реактор из спрятанных в глубинах подсознания обид, и проанализировав, проговорив их в исповедях героев, закрыть, наконец, гeштальт и сформулировать значимые для себя лично ценности, за которые готов драться, отстаивать, развиваться на их основе. Привыкнув глотать обиды без их анализа, во всем соглашаться лишь бы поскорее проскочить и забыть болезненные ощущения, я с содраганием обнаружила, что готова довольно долго терпеть, пока мой котелок не переполниться, и, наконец, вскипев, бабахнет до такой степени, что начнет безразбору, хаотично шарашить по всем и вся. Причем малейшей искры извне, часто вовсе не связанной с тем, что меня действительно волнует, бывает достаточно, чтобы вызвать этот аффективный смерч. Как же потом за него горько и стыдно! Ведь в большинстве случаев он неадекватен происходящему.
(2) На новое задание мои любимые субличности откликнулись привычным страхом и ступором. Однако, теперь с наслаждением наблюдаю, как на привычные причитания Любаши «ой, да все равно у тебя ничегошеньки не получится», отвечает дружный хор остальных героев. Чувствую в ответ бойкое Манькино любопытство и восторженный интерес с неизведанному, трогательное нежное Славикино предвкушение и сладостное ожидание от предстоящего знакомства. Здорово,когда задание воспринимается как счастье чуть приблизиться к узнаванию себя, к разгадыванию тайн собственных обид.
(1)Детективы обожала с детства. Нравилась интрига, которая держит в напряжении «кто же преступник?», нравилось прослеживать цепочку событий, его разоблачающую, искать мотивы преступления. И вот только теперь, на занятиях, до меня дошло, насколько же многогранен детектив!Оказывается, сюжет – это лишь повод для того, чтобы герои заговорили, поделились своими болями, сомнениями, исповедовались. Сколько же я пропускала мимо, тупо следя за сюжетом и пролетая мимо главного – человека, не обращая внимание на чувства героев, на состояние человека, решившегося на убийство.
У нас начался детектив. Наконец появилась возможность поквитаться, хотя бы на страницах пьесы, за бесчисленные обиды. Пока занимаюсь инвентаризацией, систематизацией, прикидываю кому из намеченных персонажей какие бы претензии подошли, появляются первые вопросы.
Например, почему я так часто чувствую себя униженной? Учитывая, что поводы могут быть самыми незначительными и вспоминая слова Элеонор Рузвельт «Никто не может тебя унизить без твоего согласия», делаю вывод, что реакция есть патерн. И этот патерн дорого мне обходится – он позволяет вычеркивать, не разбираясь, из жизни людей. Реакция позволяет мне не думать, и она же превращает мою душу в кладбище сгнивших слов, надежд, и не рожденных желаний.
За что стоит вычеркивать и за что можно простить? За что стоит бороться и за что я могу любить? Хочется при помощи детектива определить свои ценности.
Перед Новым годом мы начали писать детектив. Пьеса этого жанра дает возможность раскопать из глубин памяти и проговорить по полной обиды, конфликты, которые не были осмыслены своевременно. Когда я начала вспоминать, что меня в свое время сильно задело, обнаружилось, что ситуации-то во многом похожи… Проблема в том, что, даже помня свои обиды в деталях, я далеко не всегда понимаю, что собственно меня покоробило. На что мне такое наступили, что до сих пор при мысли об этом к горлу подкатывает тошнота? И почему ситуации повторяются, как будто я иду по кругу? Очень тяжелое, душное ощущение беспомощности охватывает, когда не понимаешь, что с тобой происходит и почему, и не можешь выйти из этого колеса повторений. Сейчас очень жжет внутри от желания ухватить этот шанс - научиться через детектив осмыслять ситуации, чтобы быть не их заложником, а участником и режиссером!
Продолжение. На прошлом занятии у нас с Вовой этюд не получился, мы не прозвучали внятно и не услышали друг друга. Но я видела это чудо близости в этюдах Юли и Андрея, Маши и Лили. Это было пронзительно и очень высоко, очень горячо, и больно, и счастливо. Спасибо вам! Я молюсь, быть на это способной.
Господи, помоги мне разделять боль других людей, но не хоронить под ней ростки своей мечты, и, когда можно, уметь заразить своим счастьем, помоги мне разделять счастье других людей и не обламывать своей тоской их крылья, помоги и тем, кого я выбираю своими близкими, мочь так.
Так бывает, что один человек становится заложником боли другого: между родителями и детьми, женами и мужьями... Один хочет уйти, второй не может без первого. Кажется, это тупик. Чаще всего, оказываясь в своей семье на месте уходящего, я тонула в тоске другого и физически оставалось, но на самом деле все равно отдалялась – проваливалась внутрь себя, где гнила моя несбывшаяся мечта. Со временем я стала выстраивать отгораживающую стену даже прежде, чем чувствовала чужую боль. Результат – всем плохо. Было и по-другому: вот человек, с которым мы встречаемся, просит его отпустить, я плачу и смеюсь, потому, что мне без него плохо, но я вижу, насколько ему нравится другая, какой он счастливый, и как ему больно сделать больно мне, он тихонько вытирает слезы с моего лица, а в глазах благодарность, что я понимаю его, и, простите, любовь. И в этот момент мы родные-родные, и уже не важно, в каких отношениях, это больше, чем «в отношениях».
У нас с Андрюшей получился театр. Особенный! Андрей играл моего отца, а я его дочь, покидающую дом. Перед нами стояла задача понять друг друга.
Что такое понимание? Обмен ударами из обид и аргументов? Опыт показывает, что нет. Тогда что же?
Пока я не почувствовала Андрея, этюд не клеился. Я боялась, что его боль, растерянность и страх обрушат меня. И они обрушили, сожгли, спалили все лишнее, наносное, ненужное. Я почувствовала как мы дороги друг другу. Вместе с болью пришло молитвенное, пылающее ощущение близости. Я почувствовала, как подспудно с благодарностью внутри крепнет голос мечты. Мне нестерпимо захотелось ею поделиться. Я прошептала одно единственное слово, и Андрей меня понял, моя мечта обрела жизнь в его кипящем восторге, рванувшем навстречу, тепле, сиянии глаз, в нашем созвучии.
Я почувствовала, что куда бы ни завело меня путешествие, есть место, есть человек, к которому я могу вернуться в горе или радости, у меня есть дом.
В последнее время на группе пробуем с разных сторон подобраться к тому, что же такое любовь, отношения, понимание. На «пальчиках» с Юличем было странное ощущение: я видела, как вокруг меня все горит и крушится, земля проваливалась под ногами – но в то же время в этом страшном хаосе я чувствовала тонкую ниточку, связывающую нас с Юличем. Я понимала, что важнее и дороже этой связи нет ничего, и мне жизненно необходимо ее удержать – несмотря на любые обстоятельства. И когда я увидела глаза Юлича, и поняла, что мы вместе, мы друг друга слышим и понимаем, меня захлестнула горячая волна благодарности и восторга! То, что было на пальчиках, нельзя назвать счастьем – это было другое – обжигающее, болючее, горько-сладко-соленое – сложное – чувство! Намного сложнее того, что обычно мне представляется под любовью и счастьем.
На театре Юля была дочерью, уезжающей далеко, я отцом – старающимся дочь “понять”. Юля сперва говорила правильно: “Я уезжаю дальше учится” “Жизнь не строит на месте” – но у меня в голове комом вертелось “Почему?” “Разве плохо жилось?” и растерянность, и боль. Боль от того, что близкий человек стал чужим – говорящем себе о себе, не видящем меня. И, мне кажется, Юля поняла это, и слова, которые были у неё в голове, но которые она не решалась сказать – прозвучали. Еле слышно. Из уст на ушко. Сокровенно. И эти простые слова влетели в меня,срывая плотины отчужденности. Поток Юлиного счастья, ставшего и моим, распирал меня, не давая вдохнуть, перевернул мучавшие меня вопросы.
Я.
Юлю!
Понял!!
“Мне плохо без тебя” засверкало в “я рад за тебя!”
“А как же я?” ответило в “я помогу тебе!!”
“Не пущу” взорвалось в “Лети!!!”
Это счастье, что есть человек, которого понимаешь и он тебя! Само это понимание – счастье! Господи, дай мне сил не забыть это!